В этой небольшой статье я хотел бы рассмотреть динамику развития стратегий информационного воздействия на массы в условиях постмодерна. Причем сделать это на достаточно, на первый взгляд, безблагодатном материале: сравнивая два типично американских фильма: «Не грози Южному Централу» (1996) и «Dope[1] » (2015).
Почему были выбраны именно такие, казалось бы, намеренно приземленные образчики? Причина достаточно проста и в некотором смысле полностью воспроизводит объяснение того, почему нужно смотреть Гай Германику для понимания российской действительности: именно в таких «кинооткровениях» проглядывает социальная подложка, коллективное бессознательное, являющееся не достоянием отдельного гения, а прямо индуцированное установками социальной системы в психику большинства людей. Соответственно, по значимым проявлениям этого бессознательного данные установки проще всего и диагностируются.
Итак, рассмотрим сходства и различия двух этих "шедевров".
Сначала сходства: оба фильма повествуют о жизни в черном американском гетто, оба сняты неграми и для негров, а значит – людьми, разбирающимися «изнутри» в том, что и как по-настоящему происходит в этом «черном» мире. Итак, в отличие, например, от «Хвост виляет собакой» оба представляют позицию тех, кто преимущественно является объектом информационного, культурного и социального воздействия, а не его субъектом.
Теперь о различиях: между выходом «Южного Централа» и «Наркоты» – почти 20 лет разницы. За это время социальные тренды и характер воздействия на массы, безусловно, успели измениться, и настоящий интерес представляют именно мутации этого изменения.
Если первый фильм по большому счету представляет собой гротескно-доброжелательную пародию на повседневное существование чернокожего населения Америки, причем, местами даже с элементами достаточно тонкой самоиронии, заставляющей некоторых критиков относить его едва ли не к арт-хаусу, то во втором все транслируемое с экрана льется уже «чистоганом», без каких-либо экивоков, заигрываний с двойным смыслом и элементов саморефлексии.
Это позволяет зафиксировать первый значимый тренд: типичный американец (а в эпоху постмодерна Америка характерна тем, что сумела превратить в свое блеклое подобие почти весь мир, причем, настолько плотно, что немногим оставшимся очагам сопротивления приходится тратить колоссальные усилия на удержание идеологических и культурных отличий от «мирового гегемона»), то есть типичный обитатель планеты за пару десятков лет стал еще менее рефлексивным.
Второй значимый тренд – разработка элитой заведомо оторванных от жизни «игровых полей», на которых обычный человек, как ребенок в песочнице, мог бы проявить свою «статусную экспертность» – проявляется в «Dope» при рассмотрении сцены, в которой главный герой (позиционирующийся в фильме как неглупый парень) на полном серьезе начинает перечислять уличному барыге основные периоды в эволюции рэпа – и окружающие ниггеры достаточно уважительно его слушают. О чем это говорит? О том, что именно это оторванное от жизни знание приобретает в обществе постмодерна статус значимого для изменения социальной позиции. Но изменения только в рамках «предопределенной» социальной прослойки. И если раньше поприщем для демонстрации подобного «интеллектуального понта» чаще всего была классика, выполнявшая роль универсального эталона для всех, затем (даже в 90-е) более-менее всеохватная попса, то теперь (к 2015 году) стало совсем очевидно, что продуктивная американская элита разработала каждой социальной прослойке свою «песочницу», в которой ее представителям дозволительно «бряцать интеллектом».
Тем самым пропасть между элитой и массами закрепляется и даже расширяется – причем, достаточно мирными средствами, с сохранением демократии и видимости равноправия. Более того – с полным и обязательным внутренним согласием управляемых с таким положением вещей. Оба фильма достаточно показательны в демонстрации того, как Америке удалось ввести этот «прозрачный потолок» внутрь своей социальной системы – с тем, чтобы затем распространить его на весь мир, однако в «Южном Централе» кроме черного Mc Hammera еще есть аллюзии на сравнительно белых Мадонну, Робокопа, Street Fighter и даже фильм «Высшее образование». В «Dope» намеченная тенденция «интеллектуального огораживания» уже подходит к своему завершению. Управление поведением масс при таком подходе осуществляется не снаружи, а изнутри, причем на уровне ассоциативно-эстетических предпочтений, значительно превышающем потенциальную глубину рефлексии обычного человека.
Итак, в чем же настоящая опасность такого рода постмодерна?
Что в действительности означает управление обществом с помощью ассоциативно-эстетических кодов?
В английском языке есть достаточно интересное слово – uprootedness. В вольном переводе на русский – «неукорененность, отрыв от корней». Так вот этот «апрутеднесс» достаточно точно фиксирует усугубляющееся с каждым днем положение человека постмодерна.
Если в обществе премодерна этот отрыв не осуществлялся вообще (человек сохранял «корни») или происходил преимущественно на иерархическом уровне (например, как признание главенства сюзерена или религиозного пастыря в решении глобальных вопросов политики или мироздания), то в обществе модерна плюс к этому он уже осуществляется на уровне экономическом.
То есть гражданину модерна приходится уже не только признавать власть государя или папы и не просто платить десятину, а еще и сущностно (а значит, и психологически) зависеть от возможности/невозможности найти работу и еженедельных/ежемесячных выплат зарплаты. В отличие от этого типичный человек премодерна (а мы рассматриваем именно типичные случаи) по крайней мере имел свою землю, был экономически на ней укоренен и не особенно сильно зависел от наличия или отсутствия рабочих мест, то есть желания или нежелания капиталиста кого-либо нанимать для реализации своих планов.
Постмодерн делает еще один шаг вперед и вводит следующий уровень зависимости – ментальный. Типичный человек постмодерна, как это прекрасно видно по анализируемым фильмам[2], отрывается даже от четких критериев правильности принятия решений в бытовых ситуациях, если они не согласованы с окружающими.
Если раньше, в премодерне, крестьянин был вполне уверен в своей способности здраво осмысливать обстоятельства окружающей действительности – просто на основании того, что каждый год ему удавалось собирать урожай со своей земли, опираясь на небольшое количество жизненных принципов, то теперь, в эпоху постмодерна, оторванный от земли, от корней, загнанный на принудительную работу человек должен еще и постоянно переквалифицироваться, отслеживая тренды повышения или понижения в рейтинге той или иной специальности. Но и это далеко не все. Бесконечные кризисы и скачки валют делают все усилия по постепенному накоплению средств малорезультативными, а иногда – и прямо бессмысленными. Ментальная почва, критерии, на которые можно твердо и незыблемо опираться, принимая жизненные решения, тем самым выбиваются у человека современности из-под ног.
Из-за разделения процесса производства на невероятное количество частей, обычный человек, контролирующий только ничтожно малую часть «конвейера», уже не может быть до конца уверен, что понимает как именно, что именно, зачем именно и для чего именно делается. К чему это приводит? К «клиповому мышлению», привычке дробить на части любой ментальный объект – и в конечном счете, к уменьшению объемов «проглатываемого куска»[3]. Именно поэтому при постмодерне постоянно снижается рефлексивность каждого отдельного человека – ведь для плодотворного и приводящего к реальным осознаниям самоанализа требуется выстраивать достаточно длинные и внутренне связные мысли. Но именно это современному человеку практически невозможно сделать. Уровень сложности реальности совершенно несопоставим с объемом "ментальной коробочки", куда его необходимо впихнуть. Отсюда же нежелание читать длинные и «замудренные» тексты, тяготение к разного рода сокращениям в стиле комиксов по «Войне и миру» на двух страницах и искусственно созданным задачам невысокой сложности, наподобие встречающихся в казуальных компьютерных играх.
Идеальным символом постмодернистской стратегии «глубинного бессознательного централизованного управления» является Айфон: «привязанный» к определенному оператору и аккаунту, легко обнаружимый вне зависимости от включения или отключения служб геолокации, заставляющий пользователя за все платить (даже за установку рингтона), постоянно требующий быстрого интернета за счет «подвязки» на идеологию облачных хранилищ, заставляющий совершать систематические бессмысленные обновления и главное – приводящий к невозможности без джейлбрейка получить контроль над своей же файловой системой – в результате делающий пользователя практически полностью беспомощным. Совсем хорошо, если он еще при этом и приобретен в кредит, как у большинства персонажей «Dope». Это избавляет его счастливого обладателя от любых поползновений грозить кулачком незримо управляющему всем Централу.
А.С. Безмолитвенный © 2016
[1] В приблизительном переводе – «Наркота».
[2] Вообще говоря, и «Южный Централ» и «Dope» – это проявления постмодерна, просто первый являет собой образчик его soft-издания, а второй – доведенную «до ума» hard-модификацию. Но даже в soft-версии главная мудрость, венчающая собой всю сюжетную логику – совет отца главного героя «не выпендриваться и жить на пособие». Согласитесь, трудно назвать такую позицию независимой от государства, а логику ее становления – суверенной и самостийной, основанной на своих критериях.
[3] О чем говорит хотя бы тот факт, что средняя продолжительность клипов постепенно снижалась с примерно 5 минут в 60-х годах 20-го века до 2 минут в 10-х годах 21-го.