Максим торопливыми шагами входит в комнату. Неразобранный после переезда телевизор лежит на боку, заваленный стопкой книг сверху. Времени поворачивать нет – передача уже началась.
Быстрые движения рук: телевизор подключен к сети, антенне, зеленый огонек диода – горит, в руках – пульт, кнопка нужного канала – нажата.
Появляется звук. Бодрый журналистский голос с отработанно-циничным оптимизмом рассказывает что-то о студенческих инициативах, о конфликте с администрацией. Постепенно проступает изображение – в объективе камеры группа студентов возле входа в университет. Максим – среди них.
Камера крупным планом наезжает на Максима. Он дает интервью.
Мелькает мысль: на удивление твердо звучит собственный голос в записи – и еще волосы сильно растрепались на ветру.
Но Максим, замерший возле экрана, смотрит не на себя. Он ждет.
И вот в повернутом набок изображении промелькнуло что-то по-настоящему интересное.
В случайно попавшей в кадр зеркальной створке двери отразилось лицо девушки из толпы, ее пристальный взгляд устремлен на Максима. И на нем – то самое выражение. Задумчивое, мечтательное, принимающе-теплое, благосклонное.
Выражение, которое он так долго хотел увидеть на этом лице…
Это последний сюжет в новостном блоке. Ведущая пожелала зрителям удачных выходных – раздались нарочито бравурные звуки и по экрану понеслась традиционная заставка. Передача закончилась.
Но все это уже не интересовало Максима – перед глазами по-прежнему стоял овал милого лица, удлиненный повернутым набок изображением – а внутри происходила странная трансформация.
Удивительно легкое ощущение покоя и удовлетворения от того, что произошло нечто очень важное, зародилось в точке где-то позади глаз и теплой волной разлилось по всему телу: как будто бумажный кораблик, увлекаемый весенним половодьем, в результате удачного стечения обстоятельств попал в нужное русло – и неспешно плывет к своей пристани.
Максим выключил телевизор и плавным, расслабленным движением отбросил пульт на мягкий диван. Затем подошел к окну и глубоко вдохнул в себя свежий, чуть приторный воздух, пропитанный дрожащим, тонким, трепетным ореолом, сотканным из отголосков счастливого детского смеха и щебетания птиц за окном.
Он любил этот ореол – приглушенную предвечернюю квинтэссенцию долгого, убаюканного ласковым августовским солнцем дня: теплый ветерок, доносящий из потаенных закоулков двора аромат земляничного варенья, выставленного заботливыми руками охлаждаться на подоконник; легкий, вкрадчиво нарастающий шум расслабленного мления верхушек яблоневых деревьев в саду… Все это навевало спокойные, размягченные мысли, вяло и напевно струящие свою сочную мякоть по привычно-медитативному руслу: к золотисто-каштановому, долгому, истомному, чуть пряному вечеру, а потом еще дальше – к опьяняюще-свежей, исполненной неведомых (но определенно волнующих) открытий ночной прогулке под луной.
А внутри поднималось и крепло чувство благодарности реальности за этот ранний, только начинающийся вечер, созданный из трелей птиц и тонкого запаха жимолости, доносящегося сквозь пронизанное светом воздушно-перламутровое пространство открытого настежь окна, и удачно подсмотренного фрагмента передачи.
А. С. Безмолитвенный © 2009