Ждун - археопостмодерн

Этот небольшой пост посвящен отличию постмодерна от того, что происходит в настоящий момент у нас. А происходит у нас в основном археомодерн. А теперь уже – археопостмодерн. И вот в непростых отличиях его от постмодерна было бы здорово слегка подразобраться.

Вы спросите, что же является типичным образцом русского археопостмодерна?
Ждун!
Ага. Именно он. Еще бы! Взять постмодернистскую скульптуру Homunculus loxodontus (человекоподобный слон) голландской художницы Маргрит ван Бреворт и сделать из нее смесь ктулхианской нежити и приподъездной лавочной пенсионерки, да еще и придать этому адскому коктейлю нотки бесшабашно-наивной постсоаветской няшности – это по-нашему!
По утверждениям самой Маргрит ван Берворт Homunculus loxodontus – бесполое существо.
Наш же русский ждун – воспринимается скорее пожилой женщиной. Хотя само слово – мужского рода. Да, странно. А чего вы хотели? Археопостмодерн!

Ждун также стал символом нашего восприятия обыденно-домашнего психодела, чего в голландском прототипе, как ни странно, не было.
Да и вообще – в родных Нидерландах про него почти никто и не знает. Сама ван Бреворт только удивляется такой неожиданной популярности ее детища на далеких заснеженных просторах и с некоторым сомнением выговаривает на пресс-конференциях загадочное славянское слово "zhdun". При этом с западноевропейским прагматизмом не забывая подчеркивать необходимость переводить ей авторские отчисления за использование бренда.
Нигде больше ждун не стал феноменом народной культуры, только у нас, в русскоязычном пространстве.

Значит, затрагивает какие-то важные струнки менталитета, давая ключ к пониманию особенностей современного русского культурного кода.
И особенность эта называется «археомодерн».

Археомодерн возникает, когда одна культура творчески воспринимает и реинтерпретирует артефакты другой. Не очень понимая культурный контекст, в котором эти артефакты возникли. Да особо и не нуждаясь в таком понимании – и вместо этого придумывая совершенно другой. Основанный на непродуманных, невыраженных, но понятных любому носителю культуры архетипах.

При этом археомодерн – вовсе не примитивный карго-культ, наподобие тотема вертолета, он возникает, когда семантическая мощь цивилизационного кода интерпретирующей культуры не меньше, чем интерпретируемой.
Поэтому результат получается подчас глубже и интереснее оригинала.

Археомодерн – это концептуальный ремикс, когда от оригинальной композиции остается только тема, да и та зачастую после лавинообразных транспонирований лишь едва угадывается.
Археомодерн – это когда Хулио Иглесиас поет «What can I do?», а наш человек уверенно распознает в этом «водки найду». А чего стоит шикарный постсоветский «Овощевоз…», звучащий гораздо концептуальнее заунывно-банального «All what she wants»? А вот «Мальчик хочет в Тамбов» – это уже не настоящий археомодерн, а коммерческая стилизация под него. Нет в ней глубины и народности.

Кстати, это же узнавание "глубинно своего", родного и аутентичного объединяет "явление ждуна" и социализм, который тоже был когда-то выморочным европейским умопостроением, но, придя на нашу почву, обрел народное признание и вполне узнаваемый русский облик – так сказать "человеческое лицо". А потом продолжил свое победоносное шествие в Азию.

Но еще интереснее – археопостмодерн, образчиком которого и является Ждун. Археопостмодернистом можно считать также Пелевина, которого почему-то часто взаписную считают постмодернистом. Почему в его случае актуальна приставка "архео-"? Потому что единственная книга, которую он постоянно раз за разом пишет – это слегка обработанный корректором взгляд вполне русского человека, направленный на Запад через призму традиционно-буддийского миропонимания. Такой вот многослойный синтез великих цивилизационных платформ и формаций.

Что же из этого выйдет? Тот ли это путь? Станет ли развитая до самой глубины (пускай не обязательно Пелевиным) линия русского археопостмодерна зарей по-настоящему новой ментальности, объединяющей Европу и Азию?

Подождем-увидим :)

 

You have no rights to post comments