Усталая обезьянаТруд сделал из обезьяны…

Усталую обезьяну.

(уточненные данные антропологических исследований)

 

 

Помню как-то в далеком постсоциалистическом детстве, прогуливаясь с бабушкой по родному микрорайону, я задал ей вопрос: «бабуль, а как называется эта улица?» И получил в ответ следующее: «Точно не помню, внучек: то ли Рабская, то ли Барская. Что-то в этом роде…» Весьма удивленный таким поворотом событий, я не поленился: специально сделал крюк, завернул за угол для того, чтобы посмотреть на указатель – и был вознагражден созерцанием гордо красующейся на нем надписи: «Братская ул.»…

Можно, конечно, отнестись к этому, как к забавному курьезу – мол, чего не случается с человеком в старости? Можно просто не придать значения такой мелочи. Однако еще тогда в детстве за этими в общем-то не особенно примечательными словами бабушки – человека, честно проработавшего всю свою жизнь, – мне почудились слабо различимые, но несомненно обозначившиеся контуры «вытарчивающей подложки»: большого и сложного социального явления.

Что же это за способ жизни, при котором понятия «Рабская», «Барская» и «Братская» для среднестатистического человека становятся с трудом различимыми, сливаясь в одну вязкую концептуальную массу? До какого уровня недоверия к демагогической риторике (изливающейся с телевизионных экранов, вытекающей из радиоприемников, проступающей на щитах объявлений и даже на уличных указателях) надо дойти, чтобы вообще не воспринимать, просто вытеснить из сознания все эти «свободы, равенства и братства», привычно пропускать их мимо ушей как ничего не значащий набор звуков?

Станок...Помню уроки, носившие гордое наименование «общественно полезный, производительный труд» (сокращенно «ОППТ»), помню щемящее чувство, которое испытал, впервые услышав от «трудовика» Сергея Александровича отдающие лязгом станков и запахом цеха слова «Человеко-часы» и «Раб. сила». И – атмосферу инфернальной серьезности, в которой все это происходило. Полутемное помещение и лица товарищей, овеянные ореолом решимости и странной самоуглубленности, порождали впечатление присутствия при отправлении какого-то темного Культа Труда, исполнении Трудовой Мессы. Со своей детально разработанной мрачной Эстетикой Труда и героической Патетикой Труда. Своим пантеоном Героев Труда, павших на Раб. месте и Жертвенным алтарем – Станком, вокруг которого и происходило камлание.

И вся эта идеология, воплощенная во имя свободы, братства и трудового равноправия, разворачивалась на фоне наблюдения повседневной, обрыдло-рутинной жизни людей, доведенных до состояния «усталой обезьяны»[0] – когда единственной оставшейся после работы потребностью является желание поскорее забыться и отключиться – с тем, чтобы на следующий день быть в состоянии выйти на работу и качественно (с «максимальным КПД»[1]) выполнять свои трудовые обязанности…

Вопросы работы

Люди, находящиеся в состоянии «усталой обезьяны», как правило, не задаются вопросом, почему практически все идеологии (коммунистическая, либеральная, демократическая, консервативная и т.д.) так настойчиво и безапелляционно призывают к труду.[2] Они вообще редко задаются подобными «абстрактными» вопросами – времени нет. Тут работать надо, на жизнь зарабатывать, кредит выплачивать, детей поднимать – а на подобные темы можно «пофилософствовать» как-нибудь позже, на досуге. Подходящий момент для этого, естественно, так никогда и не наступает. Вся жизнь так и проходит – в бесконечном зарабатывании денег и восстановлении сил после него.

Ослик в системе мотивацииМожет быть, именно поэтому человек, находящийся в состоянии «усталой обезьяны», так легко управляем? Ведь всегда понятно, что ему нужно – денег и отдохнуть. «Усталую обезьяну» можно уподобить ослику, перед лицом которого всегда болтается на веревочке одна морковка (зарплата), а сзади постоянно маячит другая (угроза голода): на тот случай, если первая не окажет серьезного мотивирующего эффекта. Если морковок с обеих сторон не будет, управлять таким осликом – существенно более сложная задача.[3]

Что же такое работа? Не в художественно-эзотерическом понимании (аутентичная работа Сальвадора Дали), а в бытовом, обыденном?

Это систематическая продажа труда за деньги. В большинстве случаев труд для «усталой обезьяны» предстает в качестве «несвободного» времени (т.е. личного времени жизни, на которое может рассчитывать работодатель и уже не может рассчитывать раб. сила). Обычно люди работают по найму, за зарплату; иными словами, «продают себя» отмеренными ежемесячными порциями[4] – данное положение вещей вызывает пресловутый эффект «отчуждения»[5]. Почти каждый слышал о нем и лишь немногие осознают всю глубину этого явления. Сейчас я в нескольких словах проясню данный вопрос. Отчуждение проявляется тогда, когда «усталая обезьяна» понимает, что большая часть ее жизни[6] не принадлежит ей. А принадлежит кому-то другому: начальнику, старшему по званию, собственнику и т.д. И поскольку время жизни и характер выполняемых действий для многих «обезьян» тождественны представлению о глубинном «Я», возникают основания рассматривать не только свое время, но и себя самого (тело и личность), как рабочий инструмент, арендованный кем-то на полставки (или на полную ставку – в случае «запойных трудоголиков») для выполнения чужих, не нужных и иногда непонятной самой «обезьяне», задач. Будучи однажды  вдолбленным в сознание[7], это представление с трудом поддается анализу и выкорчевыванию. Оно-то и приводит к появлению такого типажа, как «усталая обезьяна».

Давайте разберемся с ним поподробнее.

 

Продай себя подороже!

на продажу!Зададимся вопросом – что именно продается и покупается при устройстве на работу?

Время, в течение которого работник обязан выполнять некоторую деятельность. Что еще? Иногда навыки, но не сами по себе, а воплощенные в некоторой деятельности. Иногда – образование и другие имеющиеся ресурсы, которые помогают оптимизировать эту деятельность и воплощаются также посредством этой деятельности. Можно ли назвать все это одним словом? Можно. И слово это – Труд.

Труд – обобщенное понятие для описания отчуждающих действий. Игру в бадминтон, возню со своими детьми и написание мемуаров трудом назвать как-то язык не поворачивается. А вот необходимость сидеть с чужими детьми (даже когда не особенно хочется), кропотливая деятельность по написанию диссертации или переписыванию бухгалтерской отчетности из одного документа в другой – часто действительно настоящий труд. В чем разница? Разница в осознании целей и характера деятельности и согласии с ними. А еще – в получении удовольствия от этого процесса и возможности заняться чем-то другим в любой момент, отсутствие ощущения давящей необходимости.

Встроенная в сознание концепция обязательного, безальтернативного и почетного(!) Труда поразительно быстро делает из нормального, жизнерадостного человека «усталую обезьяну» с отбитой «хотелкой», разуверившуюся в том, что возможна жизнь в свое удовольствие, при которой естественно и целесообразно делать именно то, что хочется, и получать от этого огромное удовольствие. Плюс к этому, воплощать именно свои проекты и идеалы, жить на мотивации достижения находить и поглощать все новые и новые морковки.

Эту радужную перспективу заслоняет исполинская тень необходимости выполнять подчас наскучивший и давно ставший неинтересным Труд исключительно из-за денег. Бежать постоянно к одной морковке, окончательная достижимость которой становится сомнительной уже для самого ослика. И вид находящейся впереди морковки давно не радует, не возбуждает на новые подвиги, постепенно всякое желание напрягаться из-за морковок пропадает. Труд при данном подходе становится деятельностью, основанной на отчуждении, на мотивации избегания (От другой морковки!), это ситуация, при которой по-настоящему значимая морковка почему-то постоянно оказывается сзади. Но входить с ней в близкий контакт как-то не хочется. В результате у некоторых осликов возникает отвращение к морковкам как таковым и тяга к бесконечному движению (оно ассоциируется с защищенностью) это и называется «мотивацией к труду». Такая установка порождает трудоголизм.

Большинство «обезьян» в рамках системы, основанной на труде, одержимы стремлением продать себя подороже. Именно себя, не свой труд. Более того, они сами часто называют работу продажей себя. Существуют отдельные особи, которые даже бравируют этим и смотрят свысока на любого, кто относится к продаже себя по-другому – насколько позволяет, конечно, состояние хронической усталости[8].

Терминологическое неразличение понятий «продавать свой труд» и «продавать себя» в данном случае так же неслучайно, как и смысловая слитость «братства и рабства» в сознании человека постсоциалистической формации. Просто потому, что ценность «усталой обезьяны» в обществе «легитимно» измеряется ценностью ее труда. Кем измеряется? В первую очередь, как это ни странно – самой обезьяной. Редко кому приходит в голову оспаривать это странное тождество.

Универсальный товар

Из-за работы и навязанного ею отчуждения «усталые обезьяны», что бы они ни делали, постоянно глядят на часы.

monkey«Время! Свободное Время!» стало в современном мире величайшей ценностью. Однако давайте присмотримся к тому, что же означает эта «свобода». Так называемое свободное время «усталой обезьяны» в основном посвящено подготовке к работе, поездке на работу, возвращению с работы и приведению себя в чувство после нее. «Свободное время» – это понятие, описывающее интересное свойство раб. силы, которая, будучи средством производства, не только доставляет себя с работы и на работу за свой счет, но и сама заботится о собственном ремонте, поддерживая себя в рабочей форме (а иногда и модернизируется на собственные средства!). Ни компьютеры, ни станки этого не умеют. Это делают только ответственные работники – «усталые обезьяны».

Итак, что же представляет собой типичный рабочий день, описанный среднестатистической «усталой обезьяной»?

Бодрое утро:

Каждое утро до работы уходит на привычные механические действия по приведению себя в «товарный вид»: т.е. на приведение себя в состояние, адекватное ожиданиям работодателя и занимаемой должности.

После этого наступает время выхода из дома и поездки на работу: при этом в некоторых случаях тратится час (и более) личного времени только на то, чтобы добраться до нее.

Трудовой день:

После этого начинается, собственно, сама «работа». Обезьяна «работу работает» – т.е. выполняет действия, которые ей поручены. Иногда эти действия монотонны, иногда вызывают стресс, иногда неясны цели и задачи этих действий. Однако есть метафизический просвет, предвещающий отраженным отблеском предвосхищаемый, судьбоносный и окончательный свет в конце тоннеля! В жизни любой «усталой обезьяны» существует экзистенциальный водораздел – обед – разбивающий рабочее время на два приблизительно равных по времени, но далеко неравноценных по значению сегмента: до обеда и после обеда!

После этого снова «работа», у некоторых счастливых обезьян перемежаемая интернет-мессенджерами и тоскливым поглядыванием за окно с мыслями о хорошей погоде.

И наконец! Наступает! Вожделенное! Долгожданное! Волшебное! С нетерпением предвкушаемое! Событие!

ОКОНЧАНИЕ  ТРУДОВОГО ДНЯ!

После которого снова следует транспортная эпопея в обратную сторону – и вот уже мы вплотную приближаемся к зоне личного, интимного и неприкосновенного – царству вечернего Досуга.

Уютный вечер:

Кстати, многие обезьяны (так называемые «трудоголики») не любят «досуг» – и понятно почему. Если жизнь – это продажа себя, высшая цель – получение максимального количества денег, и никаких альтернативных вариантов или исключений для данной установки нет, тогда к чему терять время, проведенное за неоплаченными действиями? Из-за отчуждения Досуг превращается в управляемую, рассчитанную по часам отдушину, в течение которой не работают для того, чтобы на следующий день работать еще лучше. В лучшем случае – это время потраченное на отчаянные попытки «отойти», «прийти в себя», «забыться». По сути это всего лишь буфер, отделяющий сегодняшнюю работу от завтрашней. Часто – и именно в этом состоит тайное желание работодателя – обезьяна, привыкшая, что ее действия всегда отчуждены от нее самой, подчинены (поставленной кем-то) цели, просто не знает, что ей с этим «свободным» временем делать. Психологам знакома интересная вариация синдрома «Большого Понедельника», при котором «усталая обезьяна» возвращается из отпуска настолько вымотанной, что с радостью бежит на работу, чтобы сделать свое пребывание на этом свете осмысленным! Основная разница между работой и досугом для нее заключается в том, что на работе за нервотрепку и отчуждение по крайней мере платят.

 

Как это работает?

расчлененкаДля того, чтобы состояние «усталой обезьяны» прочно утвердилось в обществе и устойчиво функционировало, чтобы ослики добровольно бежали к своим фиксированным морковкам, необходимо сочетание сразу нескольких факторов, выстраивающихся в «понукательную систему»:

  1. Обезьяна должна быть убеждена, что труд является необычайно значимой вещью, по которой окружающими измеряется ее «объективная» ценность в социуме. Кроме того, она должна отождествлять самооценку с оценкой своего труда окружающими. Длительное пренебрежение работой убивает на корню самооценку таких обезьян. Обезьяне должно становиться как-то неудобно за то, что она уже столько времени не работает. Желательно, чтобы не-работа воспринималось при этом как что-то низкое и противоестественное.
  2. Обезьяна должна быть искренне уверена, что работа является единственным – или единственно приемлемым для нее по тем или иным соображениям – средством самообеспечения и получения статуса в обществе.
  3. И, наконец, самое важно – чтобы не знать, что делать со свободным временем, обезьяна не должна иметь личных целей и интересов, выходящих за рамки работы. Или, по крайней мере, творческих интересов, всегда замыкающихся на бесконечное время и имеющих неприятное для работодателя свойство простраивать индивидуальные оценочные иерархии.

Первый пункт подвязывает морковку спереди, второй пункт – морковку сзади. Третий пункт препятствует поиску других возможностей и морковок по жизни, гарантирует, что «некуда будет отвязываться».

Чтобы эта система надежнее встроилась, с раннего детства обезьянам вводят так называемую «дисциплину».

Двойка за поведение!

Дисциплина – это положение вещей, при котором обезьяну под угрозой изъятия или недополучения чего-то ценного (например, зарплаты) обязывают повиноваться некоторому установленному другими (иногда даже неизвестными ей) людьми регламенту, который она ни за что не стала бы соблюдать по собственной воле.поставили в угол...

Дисциплина – это все проявления контроля на рабочем месте: жестко фиксированные рабочие часы, навязанный темп работы, отчетность, нормы выработки, наказания за опоздания и неподобающее поведение, «дресс-код» и т.д. Дисциплина – это то, что роднит фабрику, офис или магазин с другими дисциплинарными институтами – тюрьмой[9], школой, армией. А иногда – и с детским садом[10].

С детства неокрепшую еще психику маленькой обезьянки деформируют разнообразными запретами, правилами, ограничениями, осмысление которых игнорируется или карается (double или triple bind), а механическое или подобострастное выполнение поощряется – так подрастающую обезьяну, еще не подозревающую о том, что ей предстоит стать усталой, приучают к мысли, что это нормально – не понимать смысла правил и выполняемых регулярно по жизни действий: жить не так, как хочется и представляется разумным, а как «надо» – кому-то другому…

В конце концов, делает вывод наша обезьянка, подавляющее большинство окружающих такие же «усталые» – так возможны ли другие варианты?

Спереди или сзади?

В современном обществе, когда прямое управление, основанное на физическом принуждении, в большинстве случаев, к счастью, уже невозможно, в качестве «мотивирующей» морковки сзади активно используется принуждение следующего уровня – экономическое. То, чего опасается большинство «усталых обезьян» – это постоянно маячащая где-то поблизости неприятная перспектива потери работы, которая приносит хоть какую-то иллюзию свободы и независимости.

Существует ли альтернатива работе, приводящей к состоянию «усталой обезьяны»? Да, существует. Любимое занятие, которое человек делает не потому, что его вынуждают обстоятельства, и не потому, что кто-то считает это значимым и престижным, а потому, что оно приносит ему удовлетворение и радость. Занятие, проникнутое осознанностью и простроенное в согласии с личными целями[11], приносящее удовлетворение (как от процесса, так и от результата), воплощаемое в жизнь с душой, без навязанной извне дисциплины и контроля за соблюдением, неотличимое от развлечения – хобби.

Большое легко не заметитьХобби – это не пассивный отдых, не навязанный обществом труда транс с бутылкой пива перед телевизором. Конечно, даже обычной праздности и ничегонеделания – отдыха в любом проявлении – сейчас не хватает: он нужен большинству людей в гораздо большей степени, чем они могут себе позволить, каков бы ни был их доход и профессия. Но как только пройдет навязанное трудом истощение, почти каждый адекватный человек предпочтет действовать. Так, как нравится ему. По-своему. Возможно ли всему обществу полностью отказаться от работы и перейти на хобби? Думайте сами – готового ответа на этот вопрос нет. Однако что мешает лично вам перейти исключительно на маячащую впереди морковку спереди? Ведь в ней действительно содержатся витамины и питательные вещества, одновременно полезные и приятные во всех отношениях! Что мешает выбрать себе такое дело по жизни, которое приносит удовлетворение и радость лично вам, – и выполнять его самостоятельно, без внешнего контроля и принуждения? Отвязаться от нелепой понукающей конструкции и наметить личную морковку из всего многообразия плодов окружающего мира?

Отсутствие цели? Недостаток творческих способностей? Устойчивое предубеждение относительно долга перед обществом, перерастающее в трудовую повинность? Так отбросьте ограничивающие убеждения, поставьте личную творческую цель и идите к ней своим путем. Морковок на всех хватит.

 

А. С. Безмолитвенный © 2009

Размещение статьи на других ресурсах возможно. С обязательной ссылкой на www.bezmolit.tv


[0] Я использую это понятие без каких-либо негативных или оценочных коннотаций . Им обозначается «человек труда», истощенный привычным ритмом жизни.

[1] Невольно вспоминается девиз Боксера из оруэлловского "Скотного Двора": "Я буду работать еще больше". И, разумеется, печальный конец этого благородного персонажа.

[2] «Но хотя все идеологи утверждают труд — и не только потому, что рассчитывают свалить свою порцию на кого-то еще, — они странным образом стесняются прямо в этом признаться. Они бесконечно твердят о зарплате, рабочих часах, условиях труда, эксплуатации, производительности, рентабельности. Они рады рассуждать о чем угодно, кроме работы как таковой. Эксперты, предположительно думающие за нас, крайне редко делятся с нами своими заключениями по поводу работы — несмотря на то, как это для всех нас важно. Замк­нувшись в своем кругу, они бесконечно обсасывают детали. И профсоюзы, и работодатели согласны, что мы обязаны продавать часы нашей жизни за право на выживание, и спорят только из-за цены. Марксисты считают, что начальствовать над нами должны бюрократы. Либертарианцы полагают, что бизнесмены. Феминисткам плевать, как именно называются начальники, лишь бы они были женского пола. Все эти идеологизаторы очевидным образом серьезно расходятся во мнениях по поводу того, как делить полученное с помощью власти. Столь же очевидным образом никаких возражений против собственно власти у них нет. И все они хотят, чтобы мы работали».  Б. Блэк «Упразднение работы»

[3] «Голодными управлять легче, чем сытыми. Потому что голодные хотят хлеба. А что хотят сытые — сразу не скажешь. Бедными управлять легче, чем богатыми. Бедным нужны деньги. А что нужно богатым — сразу не скажешь. Одинаковыми людьми управлять легче, чем разными». В. Тарасов «Технология жизни. Книга для героев»

[4] Причем показатель, определяющий процент работающих членов общества, в обществе, основанном на труде «усталых обезьян», считается необычайно важным и едва ли не приравнивается к индексу всеобщего благоденствия. Хотя даже самим «усталым обезьянам» на уровне простейших житейских инстинктов очевидно – разумнее было бы сделать мерилом благополучия общества процент людей, не работающих и не нуждающихся в этом.

[5] В данном контексте рассматривается не относительно тривиальное «отчуждение результатов труда» – присвоение результатов труда человека кем-то другим, а значительно более глубокая и серьезная вещь – «отчуждение трудом» от самого себя: сдвиг в самоосознании, вызванный своим трудовым положением.

[6] А кто отважится сказать, что в нашем обществе работа занимает у большинства меньшую часть жизни?

[7] Как правило, это происходит в детстве – возможно, на уроках, аналогичных ОППТ, может быть – при наблюдении забавной поспешности родителей, судорожно собирающихся на работу или хнычущих о том, как не хочется вставать на нее завтра рано утром, еще в каких-то ситуациях – но представление о том, что ценность человека – это ценность его труда, оказывается надежно вдолбленным почти каждому.

[8] Некоторые с явным удовольствием применяют к себе это выражение. Имплицитная логика при этом приблизительно такова: «Да, я прекрасно понимаю, что продаю себя – и нисколько не стесняюсь этого. Те, кто еще не осознал, что все в этом мире продаются и покупаются, либо глупцы, либо просто комплексуют из-за того, что не умеют этого делать. Но я-то умею! Я профессионал именно в этом! Я умею и люблю продавать себя – и горжусь этим!»

[11] Выбираемое по принципу «понятно, зачем лично мне это нужно, и какие результаты лично мне принесет».

 

You have no rights to post comments